«Газета.Ru» выяснила, как дают гранты в фонде «Сколково»

Корреспондент «Газеты.Ru» побывала в святая святых фонда «Сколково» - на заседании грантового комитета. Именно здесь решается, получат ли стартапы, уже прошедшие огонь, воду и медные трубы экспертизы деньги, сколько и на каких условиях.

Корреспондент «Газеты.Ru» побывала в святая святых фонда «Сколково» - на заседании грантового комитета. Именно здесь решается, получат ли стартапы деньги, сколько и на каких условиях.

Грантовый комитет фонда Сколково – последняя инстанция, которая определяет порядок и объем финансирования стартапов, обратившихся в фонд за грантами, вершина айсберга. На первый взгляд, парадоксально, но

большая часть совета - это независимые члены, то есть те люди, которые не работают в фонде. Так обеспечивается объективность принятия решений, сейчас независимые члены - это 6 из 10 человек.

«Члены грантового комитета – люди, которые имеют авторитет в научных, деловых, инвестиционных кругах, которые имеют опыт принятия решений о финансировании технологических проектов», - подчеркивает один из «пристрастных» членов совета, его председатель, старший вице-президент фонда «Сколково» по развитию и коммерциализации Алексей Бельтюков.

Среди независимых членов – представители других институтов развития: Роснано и РВК, есть также представитель научного совета, представитель сообщества ключевых партнеров фонда - крупных корпораций и венчурный специалист по IT.

Чтобы добраться до грантового комитета, стартапу приходится пройти большой путь. Во-первых, компания подает через интернет заявку из восьми слайдов, которые рассказывают, в чем суть проекта. Заявка, классифицированная по профилю, направляется в один из кластеров: IT, биотех, ядерные, космические и энергоэффективные технологии. Кластер проводит первичную оценку заявки, и если на этой стадии она одобряется, ее передают на экспертизу.

«На первичное рассмотрение у кластера есть 10 дней, и мы очень серьезно следим за этим сроком – сегодня, в среднем, заявка рассматривается 7 дней», - подчеркивает Алексей Бельтюков.

Если заявка одобрена кластером, участнику предлагают за 90 дней составить более подробный грантовый меморандум, который передается профессиональным экспертам – их у фонда около 600 человек. Если эксперты и внутренние службы (юристы, финансисты, служба безопасности) дали положительные оценки, проект направляется в грантовый комитет. Если эксперт пишет, что информации недостаточно и нужны разъяснения, либо дает негативный отзыв, из которого следует, что он просто не понял, о чем речь — заявка возвращается автору на доработку, и процедура повторяется снова.

Экспертиза проводится максимально независимо: ни конкурсант, ни даже кластер не знают личности эксперта, дававшего отзыв. «Китайскую стену» поддерживает небольшое подразделение из трех человек – это экспертная служба, работу которой отслеживает и контролирует грантовый комитет.

Весь процесс проходит удивительно быстро, в случае правильной подготовки заявки по правилам фонда он занимает не более трех месяцев.

«Это все равно в два раза быстрее, чем в любой подобной организации в мире, насколько мне известно. Наши ближайшие в этом плане конкуренты – сингапурский фонд A-star и европейское научное агентство. Они принимают решение за полгода, мы делаем это за три месяца», - поясняет Алексей Бельтюков.

И вот, наконец, грантовый комитет. 10 человек в небольшой комнате напряженно работают с начала дня и до позднего вечера (у меня хватило сил лишь на несколько часов). Началась работа с анализа деятельности «китайской стены» - экспертной службы. Комитет разбирался, как ведется работа с экспертами, как проверяется добросовестность их деятельности, как повысить качество работы. Впрочем, это не насущные проблемы, а, скорее, движение от очень хорошего к лучшему – лишь 1-2% экспертов пишут некачественные рецензии.

«У фонда есть три категории экспертов. Первая, самая многочисленная – это научные эксперты. Они должны иметь научную квалификацию, которая подтверждается публикациями в профильных уважаемых научных журналах. Для большинства кластеров мы применяем индекс цитируемости как критерий квалификации эксперта, но, например, для космического и ядерного кластеров, к сожалению, это неприменимо в связи с тем, что очень многие публикации носят секретный характер, либо работы вообще не публикуются, поэтому там приходится полагаться на «пролетарское чутье». Вторая категория экспертов – это инвестиционные эксперты, в основном, партнеры и руководители венчурных и инвестиционных фондов. Третья категория – технические или бизнес-эксперты. Это сотрудники руководящего уровня из крупных корпораций, которые работают в соответствующей сфере. Мы стараемся, чтобы каждый проект, который попадает на грантовый комитет, был оценен как минимум одним экспертом из каждой категории. Соответственно, перед грантовым комитетом проект оценивают три или более эксперта. Мы стараемся, чтобы был баланс между наукой, бизнесом и инвестиционной частью. В корпусе экспертов треть– иностранные, две трети – российские. При этом мы смотрим не на происхождение, а на гражданство и место жительства. Заявки мы принимаем либо на русском, либо на русском и английском языках. Если заявитель подает материалы только на русском, то мы сами переводим их и отправляем эксперту на том языке, который для него предпочтителен. Эксперты, конечно, работают на коммерческой основе:

за экспертизу проекта на статус участника оплата составляет 300 долларов, за полноценный отзыв для грантового комитета – 1000 долларов. По сравнению с оплатой в аналогичных экспертных советах в мире это вполне средняя сумма»,

 - рассказывает Алексей Бельтюков.

После анализа работы экспертной службы пришло время соискателей. «Защита» проекта происходит в обстановке серьезного стресса: заявителю дается лишь 10 минут на презентацию, в ходе которой он должен изложить суть своего проекта членам комитета, потом какое-то время отводится вопросам, а затем в отсутствие участника, но в присутствии представителей выдвинувшего его кластера происходит обсуждение. Анализируя отзывы экспертов и выступление участников, грантовый комитет принимает решение о выделении или невыделении финансирования. Уложить в 10 минут все надежды, чаяния и труды не одного года – задача не из простых. Однако следует принять во внимание, что у проекта, который дошел до грантового комитета, уже есть очень хорошие шансы получить одобрение, ведь это означает, что и кластер, и эксперты отозвались о нем одобрительно.

Тем не менее, даже очень хорошая компания может столкнуться с тем, что грантовый комитет примет не то решение, которого она ожидала.

Например, компании «Инфоресурс», занимающей достаточно прочное положение на рынке, на моих глазах предложили умерить грантовые «аппетиты» и сосредоточиться на поисках соинвестора. Почему? Следует понимать, что задача фонда «Сколково» - не поддержать грантами надежных игроков, а дать возможность «выстрелить» действительно рискованным, но интересным проектам.

«По большому счету, философская роль грантового процесса – затыкать некую дырку в финансовом рынке, так как в России рынок венчурных инвестиций очень маленький, низколиквидный и сложный. Поэтому

чтобы рискованные проекты «взлетали», им требуются гранты.

Они есть не только в России, грантовая поддержка существует в большинстве других цивилизованных стран, но у нас она дополнительно востребована из-за того, что венчурных инвесторов и венчурных инвестиций очень мало. Гранты призваны частично решить эту проблему», - рассуждает Алексей Бельтюков.

Обоснованность «рискованного» подхода уже удалось более или менее подтвердить, несмотря на достаточно небольшую историю фонда: один из «авантюрных» проектов уже дает плоды.

«Очень рискованным был один из наших первых грантов. Мы дали грант компании «Базелевс» на проект «Киноязык». История была следующей: в декабре 2010 года они к нам пришли с довольно фантастической идеей. Представьте: человек сидит за компьютером и печатает фразу «Вася подошел к окну и ударил Петю. Маша стояла рядом и хихикала». А на экране у вас появляются персонажи, и вся эта история разворачивается. В идеале это инструмент для режиссера, который сразу может представить, как будет выглядеть действие в его сценарии. Текст загружается в программу, и сразу получается некий ролик. Нам всем казалось, что это нереальная, невозможная штука. К тому же идею (это была лишь идея) предлагала не какая-то знаменитая IT-компания, а люди, которые известны тем, что снимают фильмы. Но поскольку шел пробный период, мы решили дать грант – а вдруг получится. В худшем случае, думали мы, мы сможем разобраться в ранних признаках неверного проекта. Самое удивительное, что наши опасения не оправдались: у ребят все получилось. Месяц или полтора назад они приходили к нам с отчетом. Пока у них достаточно ограничен набор персонажей и набор команд, но он уже достаточный для того, чтобы было некое разнообразие. Мы коллективно на грантовом комитете сочинили несколько предложений, они при нас ввели это в программу, и эти три персонажа – два юноши и девушка – выполняли наши «команды», что-то делали, говорили, улыбались, дрались. Понятно, что в дальнейшем роль такого переводчика «текст-видеоролик» выйдет далеко за рамки индустрии кино. В какой-то степени это оказалась хорошая демонстрация того, какого уровня риски мы должны на себя принимать.

Потому что если проект имеет уже отчетливую коммерческую привлекательность, то наша роль не так велика.

Зачем давать грантовые деньги, если компания уже может привлечь коммерческие инвестиции? У нас бывают на эту тему довольно жесткие дискуссии с заявителями-предпринимателями. Не так давно была история: пришел человек, у которого успешный проект, сколько-то процентов мирового рынка в своей нише. Мы одобрили им грант, но в два раза меньше, чем они хотели, потому что рискованный компонент у них присутствует, но он не так велик. Они очень расстраивались, но нам пришлось сказать: мы, конечно, призваны поддерживать технологические проекты, но если в нем риска не так много, то это уже коммерческий проект. Мы готовы вас рекламировать, представить венчурным инвесторам, но бесплатные деньги на такой траектории уже не требуются, они будут только развращать проект», - уверен Бельтюков.

Получение гранта – это не конец «общения» проекта с фондом: на всех стадиях выполнение работ четко контролируется. Оценкой работы и вопросами продления грантов тоже занимаются эксперты. Получив отчет о работе, они должны ответить на два вопроса: является ли то, чем занимается проект, исследовательской деятельностью, и насколько то, что сделано, соответствуют изначально заявленному плану и требуются ли корректировки. Если эксперты отвечают на первый вопрос положительно, а соответствие плану оценивается на 4 или 5 по пятибалльной шкале, то продление финансирования такого проекта даже не требует визы грантового комитета, он автоматически движется дальше. Если же эксперты сказали «не относится», либо поставили низкие оценки, то такой проект идет на грантовый комитет, и решение принимается в зависимости от конкретной ситуации.

«Таких случаев не так много, но они бывают. Иногда причины уважительные: например, поставщик задержал поставку какого-то важного оборудования, и сроки сорвались. Но случается и что человек «расслабился», получив государственные деньги», - пояснил Бельтюков.

Цена вопроса достаточно серьезная: для больших грантов формально сумма не ограничена, а

фактически средние параметры гранта – 50-60 млн рублей на два года.

Кроме того, есть условия по софинансированию, оформлению интеллектуальной собственности, коммерциализации.

За два года работы грантового комитета он очень изменился, уверен Алексей Бельтюков.

«У нас произошла грандиозная эволюция, на самом деле. Два года назад мы просто начинали, и, как для любого стартапа, важно было сделать хоть что-то, чтобы понять, плохо это или хорошо. Первые 15-17 грантов мы выдали совсем по другой системе: решения принимались по итогам экспертизы на статус участника, плюс была нестандартизованная выборочная экспертиза. Мы задавали в основном формальные простые вопросы, и эксперты давали достаточно простые ответы. Мы задавали более углубленные вопросы другим экспертам, но это было неформализовано. Не было четкого опросника, не было четкого понимания, кого именно спрашивать, что считать положительным ответом, что отрицательным. Часть выданных таким образом грантов ушла «в песок», а часть, наоборот, выстрелила.Сейчас все по-другому: все процедуры стали более четкими, понятными. У нас был довольно продолжительный и болезненный этап, когда к нам заявители приходили и с заявками в огромных стопках бумаги, и отчеты сдавали гигантскими коробками бумаги, потому что мы просили каждый чек в оригинале с описанием, зачем он потрачен и прочее. Полгода назад мы, опять же по итогам некой эволюции (сейчас у нас уже третья или четвертая редакция грантовой политики и прочих связанных с ней документов), сильно упростили эти процедуры. Сейчас, на мой взгляд, мы уже видим впереди некий идеал. Весь процесс стал достаточно прозрачен, и стала более понятной сервисная ориентированность для компании-участника.

Любой человек, которому не лень этим заниматься, может заранее из информации на сайте понять, какие у него шансы, что нужно, чтобы эти шансы реализовать, а также подать все требуемые документы, не нанимая штат из восьми бухгалтеров.

Это очень важная и большая эволюция. Наша требовательность, конечно, повысилась. Сначала нам особенно не из чего было выбирать, у нас было несколько десятков проектов, и важно было обеспечить некий фактор притяжения. Люди ничего не знали о Сколково, нужно было как-то «зазывать», и мы давали гранты легче. Сейчас ситуация довольно серьезно изменилась, у нас за 700 участников, есть из кого выбрать. Отказ в гранте, если он происходит, то в 80% случаев ещё до вынесения на грантовый комитет. На мой взгляд, это хорошо с точки зрения самого «грантонеполучателя»: информация неприятная, но ты получаешь ее быстро, не занимая свой штат бумажной работой, не тратя время. Наша система стала в большей степени «машиной», что в данном случае хорошо. Здесь меньше «души», но больше понятности для тех, кто приходит «снаружи», - пояснил он.

«Мне интересно работать в грантовом комитете. Во-первых, всегда интересно работать с настоящими предпринимателями. Неважно, насколько их конкретный проект имеет какие-то шансы, все равно это люди, которые уже чего-то достигли. Во-вторых, всегда узнаешь много нового. Нельзя же быть специалистом во всем, а тут людям дают 10 минут, чтобы объяснить какие-то очень сложные вещи. В результате и мы в грантовом комитете учимся.

Мы продолжаем эволюционировать, нам всего два года. И планы достаточно простые – постоянно улучшаться. Как у «Алисы в стране чудес» - чтобы оставаться на месте, нужно очень-очень быстро бежать», - заключил Бельтюков.