Вадим Дубнов о том, почему Азербайджан вступился за Зейналова

Азербайджан выбрал удобную позицию на постсоветском пространстве — равноудаленность от главных мировых игроков. Стабильность обеспечивает сырьевая мощь страны, а также олицетворяет фамилия президента, которая не меняется больше двадцати лет. При всех этих условиях Баку может позволить себе и небольшие выпады в сторону Москвы.

Решительность, с которой Азербайджан вступился за Орхана Зейналова, арестованного по делу об убийстве в Бирюлеве Егора Щербакова, выглядит особенно выразительной на фоне схожей истории с Грачьей Арутюняном, водителем-армянином, по вине которого в ДТП под Подольском погибло 18 человек. Тогда Арутюняна, преступление которого в отличие от того, в котором обвиняют Зейналова, было непредумышленным, тоже демонстрировали по российскому телевидению нарочито оскорбительным образом, в женском халате. Ереван тогда откликнулся демонстрациями у российского посольства, но официальные лица предпочли не нарушать молчания, что, в общем, никого особенно не удивило. Как никого не удивила и готовность, с которой пошел на атакующую защиту соотечественника Баку.

Азербайджан словно дождался удобного случая, когда мог в очередной раз показать, что в такой особенной роли на постсоветском пространстве может выступать только он. И если отдельным конспирологам может показаться подозрительной недавняя футбольная ничья в Баку, то именно такая интерпретация его поведения в отношении Москвы выглядит вполне аллегорично.

Азербайджан не играет на победу. Ему достаточно играть вничью.

Азербайджанская оппозиция накануне президентских выборов, которые и не собиралась выигрывать, уверяла: Ильхам Алиев настолько слаб, что без визита Путина в Баку просто не может выиграть. Близкие к власти и даже независимые аналитики, вспоминая визит Путина, пытаются найти в нем хоть что-то положительное, призванное убедить избирателя в том, что Россия снова вечный друг.

Но избирателя убеждать не нужно. Россия не друг, и эта не дружба — формула отношений, которые избиратель принимает и разделяет. В концепции Азербайджана есть враг — Армения, есть подозрительные не друзья, которые этому врагу помогают, есть Иран, от которого исходит холод и риск, и есть Турция — не столько друг, сколько родственник, что далеко не одно и то же. Словом, друзей нет. Есть равноудаление, что, в сущности, и есть независимость, которая считается таким же достижением, что и стабильность.

Азербайджану в отличие от многих удалось, как, пожалуй, больше никому из соседей, так конвертировать сырьевую мощь в систему внешней легитимности, что во внутренней он может себе позволить все, что угодно, и чего не простили бы и не прощают никому. Азербайджан хорошо понимает, что с точки зрения демократических достижений для Запада он в куда более низкой лиге, чем Армения, Грузия или даже Россия. В его лиге — Центральная Азия, но с Баку Запад не позволяет себе той жесткости, которую порой ощущает на себе Ташкент или Душанбе. Выборы в очередной раз признаны, по сути, неприличными, азербайджанскую власть это явно нервирует, но опыт показывает, что никаких ощутимых проблем за этим не следует, тем более что режим, как это принято в наших широтах, далеко не заглядывает.

И, возможно, правильно делает. Не только Азербайджан выстроил эту модель. Самовоспроизведение политического процесса — общее место едва ли не для всех постсоветских вертикалей.

Саму модель ведь придумал не нынешний президент, покупать такую равноудаленность от главных игроков, чтобы пульт удаления и приближения находился в своих руках, начал еще его отец, и делал это он не в пример тоньше и искуснее. Настолько, что сыну остается третий срок этой машиной только рулить, не заботясь ни о починке, ни об апгрейде. Все то же самое, только без отцовских импровизаций и на куда больших скоростях. Проблемы решаются лишь дополнительными вложениями, таков бизнес.

Скажем, история с Рамилем Сафаровым, зарубившим коллегу-армянина на натовских курсах в Будапеште, экстрадированным в Азербайджан и превращенным в героя, — история, которая никак не могла бы случиться при Гейдаре Алиеве, — в одночасье свела на нет все усилия по облагораживанию имиджа страны.

Говорят, в полной прострации оказались азербайджанские дипломаты, которые и вовсе терялись в догадках насчет линии, которой надо было после этого придерживаться. Но видимого влияния на систему равноудаленности это не оказало, все, в общем, догадались, что это была операция по несвойственному обогащению внутренней легитимности за счет внешней, а не наоборот, как обычно. И все вернулось на прежние позиции.

И самовоспроизводится не только процесс, но и его основные участники. Элита, с виду молодея, легко воспринимает правила игры, и уровень образованности или западный бэкграунд, который все более ощутим в этой элите, никак не влияет на механизм принятия решений. Он остается жестко вертикальным, не настроенным на перераспределение сырьевых сверхдоходов вширь, по стране. В результате, как отмечают некоторые эксперты, чиновник, старый или молодой, не может себе позволить жить так, как, скажем, в Кувейте, — откупившись от масс, наслаждаться жизнью. В Азербайджане нефтегазовая экономика порой не охватывает даже чиновника, которому приходится не откупаться от народа, а, наоборот, обкладывать его дополнительным налогом.

Воспроизводится отношение к базовым понятиям. Власть не сакральна, но без нее может быть еще хуже, потому не надо перфекционизма. Новое поколение точно так же впитывает вечные вертикальные ценности и распределение мира на врагов и партнеров.

И совсем сходит на нет оппозиция. В чем заключаются риски, как это бывает с любым авторитарным режимом. Со стихийным бунтом как с инфляцией: ожидания бывают ничуть не менее тревожны, чем сам свершившийся факт. Власть, которая решила проблемы своего заработка и легитимности, независимости и равноудаленности, вынуждена нервничать, потому что уже знает, как легко те, кто еще вчера казался всем довольным, кидаются поджигать машины, магазины, а то и местные администрации. Азербайджан это уже понял на примере нескольких своих районов.

Эти риски на самом деле самые главные, и проблема в том, что к их минимизации система совершенно не подготовлена. Только ситуативные реакции.

Остается одно — работать на единство нации, поскольку, как показал опыт Рамиля Сафарова, этот жанр в стране, которая двадцать лет будто бы ждет реванша, работает и это часть не очень обширного общественного договора. Азербайджан независим и равноудален, доверять в этом мире некому. Страна не настаивает на своем величии, ей достаточно ничьей, потому так важно было в сюжете с Зейналовым показать себя решительнее, чем Ереван — в сюжете с Грачьей Арутюняном. Тем более риска никакого, поскольку общих тем с Россией не так уж много: гастарбайтеры, статус Каспия, Иран. Но все это Россия едва ли сочтет способом давления, поскольку, как и весь остальной мир, включена в систему взаимовыгодной азербайджанской равноудаленности.